Надин подогрела в себе чувство горячего участия и глянула в глаза жениха. «Внутренняя» Надин заметила, как на его лице мелькнуло изумление, а потом он с нежностью и восхищением стал говорить о своей матери. Надин с восторгом переспрашивала, восхищалась талантами княгини Татьяны и чувствовала, как делает еще один крошечный шажок на пути к сердцу жениха. Она еще не знала, зачем ей это нужно, но делала. Это упоительное ощущение напоминало ей ходьбу по канату над пропастью. Один шаг – хорошо, второй – еще лучше.
Надин глянула через стол на свою соперницу, и успела заметить гримасу откровенного раздражения, исказившую безмятежный лик княгини Ольги – похоже, той не нравилась их оживленная беседа.
«Мы еще поглядим, чей он будет», – мстительно подумала Надин и стала подбирать следующие темы для разговора, но ее жених замолчал, а потом с сомнением заметил:
– Похоже, что мы выбрали неудачное место для моих семейных воспоминаний: за ужином, да еще в гостях – это, скорее всего, неуместно. Поговорим о насущных проблемах. Вашим посаженным отцом будет граф Кочубей, а кто будет вашим шафером?
– Барон Шварценберг – он родственник, и маме будет приятно, а кто будет вашим шафером?
– Мне удалось договориться с Веневитиновым, он – мой четвероюродный брат по отцу. К тому же он – хороший, светлый человек.
– Прекрасный выбор! – подтвердила Надин и нашла взглядом молодого поэта, сидевшего, как всегда, рядом со своим кумиром – княгиней Зизи.
Ордынцев перехватил инициативу в разговоре. Теперь он сам выбирал темы, при этом острил и тонко льстил, восхваляя достоинства своей невесты. Его глаза стали мягкими, а обворожительная улыбка грела душу. Он обольщал Надин!
«Неизвестно, кто из нас умнее и искуснее, – призадумалась она и решила: – Нужно держать ухо востро. Не пора ли исчезнуть?».
Слава богу, ужин подошел к концу, и как только хозяйка поднялась из-за стола, а за ней потянулись остальные гости, Надин объявила жениху:
– Нам с сестрой пора домой. Если вы завтра не слишком заняты, то можете навестить нас.
– Конечно, – любезно согласился Дмитрий и поискал взглядом младшую Чернышеву. Та как раз шла к ним, опираясь на руку барона Шварценберга.
Обе пары попрощались с хозяйкой и вышли. На улице уже во всю хозяйничала прохладная сентябрьская ночь. Надин вздрогнула в ознобе и поплотнее затянула шаль на открытых плечах.
– Мерзнете? – спросил ее жених, и с интонацией искусителя уточнил: – Может, вас обнять? По-моему, мы находимся на той стадии ухаживаний, когда это уже возможно.
– Я вообще-то не заметила ухаживаний, – парировала Надин.
Ее жених даже не потрудился скрыть иронию:
– А чем же мы с вами занимались за столом у любезной княгини Волконской?
– Мы просто разговаривали, – упрямо прикидываясь дурочкой, возразила Надин.
Дойдя до крыльца родного дома, она попрощалась и утащила за собой сестру.
– Куда ты так спешишь? – удивилась Любочка.
– Я устала от пикировки с женихом, – честно призналась Надин, – а завтра он снова появится на моем горизонте.
– Так, может, тебе не выходить за него? Если он тебе сейчас в тягость, что же будет потом?
– Поживем – увидим. Я не привыкла пасовать перед трудностями, а князь Ордынцев – не самая большая из них.
Надин довела сестру до ее комнаты и с облегчением ушла к себе. Она безмерно устала, эта дуэль с женихом истощила все силы. Надин упала в кресло и прикрыла глаза, ей не хотелось даже шевелиться. Она услышала шаги Стеши, та, решив, что хозяйка спит, принялась тихо скатывать с ее руки перчатку.
– Я не сплю, – заметила Надин, не открывая глаз.
– Ой, а я думала, что вы так и заснули, не раздеваясь, – затараторила горничная. – Там вам письмо недавно принесли, дворецкий отдал конверт мне, сказал – вам в руки передать.
– Что за письмо? – удивилась Надин, открывая глаза, и тут же обрадовалась: – наверное, это от Веры. Давай скорее сюда!
Горничная протянула ей конверт, и Надин поразилась: ее имя было нацарапано грубым почерком малограмотного человек. Она сломала печать. Письмо оказалось коротким и не оставляло никаких сомнений в чувствах написавшего его человека:
«Надежда Александровна, вы считали, что сумеете меня обмануть, а я не узнаю о вашей свадьбе с Ордынцевым. Сообщаю, что вы сильно просчитались и станете жалеть об этом до конца жизни. Я описал князю все ваши проступки и отправил ему письмо одновременно с этим. Так что теперь вашу семью ждет вечный позор, а что сделает с вами жених – решать ему».
Подписи не было, но она и не требовалась. Перед глазами Надин встало ненавистное лицо Ивана Печерского, и она застонала.
– Что с вами? – испугалась Стеша. – Плохие вести?
Голос служанки отрезвил Надин. Нужно было что-то делать – спасать положение. Как всегда в минуты опасности, ее воля зажала все чувства в кулак, пришли трезвость и решительность, и Надин приказала:
– Стеша, брось эти дурацкие перчатки и беги на конюшню. Скажи, чтобы заложили коляску, и ждите меня во дворе, я выйду через четверть часа. Только шума не поднимай, не нужно будить маму и бабушку.
– Как скажете, барышня, – пробормотала оторопевшая горничная.
Стеша кинулась выполнять поручение, а Надин застегнула поверх платья длинную темно-синюю тальму и натянула старую шляпку-капор. У конюшни ее уже ждала коляска. Сумрачный кучер клевал носом на козлах. Увидев молодую хозяйку, он потянул с головы шапку и спросил:
– Куда едем, барышня?
– На Неглинную, – отозвалась Надин, – дом я покажу.
Дмитрию все больше нравился барон Шварценберг: тот оказался умным и интересным собеседником. У дома на Моховой, где остановился барон, Ордынцев тепло пожал ему руку и напомнил о завтрашнем венчании.
Шварценберг вышел, и Дмитрий остался один. Мысли его мгновенно унеслись к главному делу. Он так и не рассказал Афоне, что женится на девушке, которую они видели вместе со шпионом. Просто язык не поворачивался объяснять простому моряку причину этого брака, да к тому же в глубине души Ордынцев надеялся, что это так и останется его личной тайной и в расследовании не всплывет. Какой бы ни была Надин, судьба уже наказала ее за сомнительное поведение, превратив в объект шантажа. Если бы она призналась, Дмитрий сам бы помог этой дурочке. Какие откровения со стороны молодой девушки могли бы поразить взрослого мужчину? Да никакие! Все можно если не извинить, то понять.
«Только бы ей хватило ума рассказать все самой, – размышлял он, – ну, а если Надин не признается, после свадьбы разговорю ее сам».
Коляска свернула на Неглинную, Ордынцев привычно поискал взглядом серый фасад своего дома, и неприятное предчувствие сразу испортило ему настроение: около подъезда он увидел чужую коляску. Кучер подремывал на козлах, значит, его хозяин, а вернее хозяйка, уже давно находилась в доме, и Дмитрий прекрасно знал, кто его ждет. Он открыл дверь своим ключом и вошел в вестибюль, навстречу ему кинулся Данила.
– Ваша светлость, там вас дама ожидает. Она постучала в дверь, я открыл, она и говорит, что вы скоро приедете, а она пока подождет. Дама сама в гостиную прошла.
– Я знаю, – кивнул Ордынцев, – ты ложись спать, я сам ее выпущу.
– Да мне чего уж ложиться, часа через два светать начнет. Я тут на диванчике прикорну и с рассветом на Солянку поеду. Как увижу, что Печерский к нашему Афанасию Ивановичу в экипаж сел, так вернусь сюда.
– Ну, как знаешь, – согласился Дмитрий, с сомнением глянув на узенький полосатый диванчик между двумя колоннами. – А то шел бы в свою спальню – два часа, но поспал бы с толком.
– Нет, мне и здесь хорошо, – отмахнулся Данила и начал устраиваться.
Он положил голову на подлокотник и тут же закрыл глаза – похоже, что и уснул мгновенно. Подумав, что только в детстве все так просто и легко, Ордынцев с тяжелым сердцем пошел в гостиную. Там его ожидала вполне взрослая проблема. Он не звал к себе Ольгу, но его любовница в приглашениях не нуждалась, и сегодняшний вечер не стал исключением. Дмитрий распахнул дверь и остолбенел – его гостья сидела в кресле у камина, вот только была она совершенно нагой, если, конечно, не считать за одежду широкое бриллиантовое колье.
– Ну, и что ты стал в дверях? – как ни в чем ни бывало осведомилась Ольга.
– Поражен открывшейся картиной! Почему ты решила, что можешь устраивать в моем доме такие спектакли?
– Ты пятнадцать лет позволяешь мне это, с чего бы я должна перестать? – надменно уточнила Ольга, и тут же сменила тон на ласковый: – Мой дорогой, не нужно ссориться, я хотела сделать тебе свадебный подарок. Порадуйся, пока ты еще свободен!
Она поднялась и шагнула навстречу Ордынцеву. Ее тугие груди с крупными темными сосками покачивались в такт шагам, и Дмитрий ощутил, как острое предвкушение удовольствия разогнало кровь, а следом пришло возбуждение. Подарок оказался запретным и непристойным, но он так искушал!.. Ольга обняла любовника, прижавшись всем телом. Она и сама уже пылала, а сейчас замурлыкала, как большая кошка:
